Сегодня, ползая с утра по интернету, нарвалась на рецепт оладьев со вкусом пиццы. Ну нарвалась и нарвалась, закрыла и забыла. Потом полезла в холодильник и вспомнила про него. Правда, адаптировала под себя, но получилось вкусно, даже очень.))) В оригинальном рецепте был тёртый сыр, колбаса, мелко нарезанная, свежие помидоры, оливки и грибы. Сыр и колбасу я оставила, помидоры у меня были только сушёные, оливки и грибы я не добавляла, потому что ребёнок грибы не ест, а на оливки у неё аллергия. Зато добавила чесночок и перец. Пропорции брала на глаз я его слепила из того, что было сколько было, столько и пустила в дело. Собственно, вот: натёрла сыр на мелкой тёрке, колбасу порезала кубиками, помидоры и зубчик чеснока пропустила в блендере (в оригинале помидоры тоже кубиками режутся), добавила яйцо, кефир и пекарский порошок (у меня было 2 ч.л.) и оставила чуток постоять, буквально пять минут. Потом добавила муку, чтобы тесто получилось чуть гуще, чем для оладий. А ещё добавила полчайной ложки сахара, ну так, на всякий случай. Не солила, посчитав, что сыр и колбаса достаточно солёные, и на мой вкус таки да, хватило. Первые получились не особо пышные, но потом меня отвлёк звонок... В общем, лучше дать готовому тесту постоять минут 10-15, потому что следующие оладушки вышли пышненькие и румяные. Но что говорить, лучше же показать, да?))))
Уставшая помощница, так и не получившая ни кусочка и обидевшаяся на весь белый свет.
Сегодня вдруг осенило (нееожидано, да ), что по утрам всё ещё (или уже?) темно. Не, я это, естественно замечаю, когда еду на работу, но ведь то в пять часов, а оказывается и в шесть всё ещё солнца нет. Спрашивается, за каким лешим я поднялась в такую рань. А просто выспалась, даже переспала.
Пора, наверное, возвращаться, но так не хочется из своей норы выползать. Совсем обленилась.))) Вот и лето прошло... мимо меня. А я, как порядочная Золушка, пахала, немножко поболела и опять пахала. Выгнала из дома сынаСняли сыну квартиру, ключ получили чуть ли не в последний день, ремонт пришлось делать в ускоренном темпе. Хорошо, что дочь с зятем приехали, сами бы не справились. Ну а потом затеяли ремонт у себя - гулять так гулять. Где там мой коржик? Месяц пробирались по квартире зигзагами, протискиваясь через залежи всякого нужного и не очень. Залежи уменьшились, но не исчезли совсем, я до такой степени задолбалась, что сил разгребать дальше нет. Предложила мужу выкинуть всё, а потом купить новое, он почему-то со мной не согласился. Теперь в ближайшие лет пять я ничего не хочу слышать про ремонты и переезды.))) За всё лето ничего не написала. Вернее, начинала, потом отвлекалась, настрой терялся... А сейчас перечитываю и думаю, чё за фигня? В общем, дописывать не получается и не хочется. И новых идей как-то не очень. Пытаюсь написать, мучаю историю и героев уже третью неделю, и опять всё то же - перечитываю и мне не нравится. Есть желание бросить. Очень сильное. Пока с ним борюсь. Сегодня у меня был ранний подъём, отправила мужа к родне в гости. Вечером приехал сын, привёз два мешка стирки, подмёл всё, что нашёл съестного бедный мальчик совсем оголодал без мамы и свалил с ночёвкой к другу. Так что остались мы чисто девичьим коллективом - Нинка, Майка да я. Так классно, скажу я вам.)))
забежала сообщить, что я жив, только слегка занят. Ну оооочень слегка. Наконец-то отдали ключи от сыниной квартиры. За неделю до часа Х. Поэтому мы ускоренными темпами приводили её в порядок. Она (квартира) сопротивлялась, белить пришлось три раза, а потом ещё и подбеливать отдельные участки. Про разбор-сбор мебели говорить не буду - даже вспоминать не хочется. Откуда-то набралась куча хлама (где он прятался всё это время?!). Остались мелочи, но это уже будет доделываться в процессе. А сейчас предстоит ремонт и перестановка дома. У группы поддержки закончились отпуска, и делать всё придётся мне. Нет, мебель я, естественно, таскать не буду, но вот замазывать и белить... Уууууу! Так что не теряйте. Я жив, и даже успеваю тексты проверять, но вот на написать - сил уже нет. Всех люблю и обнимаю!
Ну вот и всё. Теперь уже точно всё.))) Вчера отгуляли на выпускном. Вернее, отсидели торжественную часть, увезли ребёнка праздновать, а сами домой, свои старые косточки раскидать по дивану. Потому что кое-кому, не буду показывать пальцем, утром на работу.))) Дитёныш не то чтобы удивил, но порадовал. Ожидаемая тройка по физ-ре никуда не делась, испортила, сволочь, общую картину, остальные оценки хорошо и отлично, примерно пополам. Я абсолютно не сентиментальный товарищ, но когда наши дети вошли в зал, с трудом сдержала слёзы. Когда ж они вырасти успели-то?! Красивые, взрослые и счастливые. Ну и мы, родители, тоже счастливы, конечно.)))
Меня предупредили, что с головой могут происходить странности. С мозгами то есть. Но я думала, что случится это, если случится, нескоро. У меня же они крепкие вроде. Но вот сегодня ночью неожиданно накрыло. Спать стала совсем плохо, видимо, поэтому и лезет в черепушку всякая белиберда. Так вот, поймала себя на мысли, что мне не нравится моё имя. Даже не так. Я его ненавижу. Оно мне надоело до чёртиков. Неправильное, обязывающее, что ли. Хочу сменить. На полном серьёзе стала перебирать имена и поняла, что мне вот совсем никакое не нравится. И как бы здорово было совсем безымянной быть. Или не быть. Чтобы никто от меня ничего не ждал. Чтобы забиться в норку и только иногда оттуда выглядывать. Потом поржала. Муж даже лоб потрогал - не температурю ли опять. А мне слегка жутко. Что это? Отходняк от наркоза или то самое обещанное расстройство на фоне гормонального сбоя? К чему я это? Страшно. Страшно, что крыша поедет и я превращусь в какую-нибудь истеричку. Страшно, потому что не привыкла себя так чувствовать и быть такой разбитой. И что раздражает всё вокруг. Не узнаю себя и боюсь потеряться... Зато, кажется, теперь я знаю, какая связь между головой и, простите, жопой.
Мотенька, спасибо тебе за этих красавчиков! Рейтинг: PG-13 Жанры: Юмор, Флафф, Повседневность, ER (Established Relationship) Размер: Мини, 8 страниц, 1 часть Статус: закончен Бета: Teaspoon читать дальшеКвартира встретила подозрительной тишиной. Шестое чувство, давно и прочно обосновавшееся в пятой точке, не просто подавало сигналы, а вопило о том, что надо держать свой немаленький нос по ветру. Борис оставил чемодан в коридоре и, не разуваясь, пошёл инспектировать жилище. Так и есть — всё сияло стерильной чистотой: солнечные лучи, отражаясь от натёртых полированных поверхностей, играли бликами на стенах; пол, диван, стулья, оба рабочих стола — его и Гошин — поражали девственной незагруженностью. Борис интереса ради даже в шкаф заглянул. Вещи были сложены аккуратными стопочками или развешаны на плечиках в строгой цветовой гамме: тёмное к тёмному, светлое к светлому.
— Та-а-ак, — протянул он, оглядывая теперь спальню. — Чего мне ожидать в этот раз? Вопрос был отнюдь не праздный и не риторический, а самый что ни на есть актуальный. Разгильдяй Атаманов — вот уж точно подходящая фамилия! — в миру Игорь Тимофеевич, а для своих Гоша, никогда особо порядком не заморачивался. За эту сторону их жизни всегда отвечал Борис, а Гошка, шутя, называл его аккуратистом и педантом и не находил в разбросанных по дому вещах ничего страшного. Ну непорядок, и что? Зато всегда всё под рукой. Что? Не только под рукой? Подумаешь, проблема! Вытащи и отбрось в сторону! В этом был весь Гошка, и Борису, по большому счёту, это в нём даже нравилось. А вот когда Атаманов брался за уборку — напрягало. Это означало, что Гошка что-то натворил и теперь подстраховывался и пытался задобрить Бориса.
Интересно, а где сам Атаманов? О том, что Борис должен вернуться сегодня, он знал. Так куда его унесло под самый вечер? Борис достал из кармана телефон, покрутил его в руках и, хмыкнув, убрал обратно. Нет, звонить он не станет, рано или поздно Атаманов появится. Лучше бы, конечно, раньше — Борис соскучился за прошедшую неделю, несмотря на ежедневные звонки.
Словно в ответ на его мысли щёлкнул замок, и Борис притаился, совсем забыв о чемодане, оставленном в коридоре. Но, видимо, Атаманову было не до рассматривания интерьера собственной квартиры, потому что Гоша, бурча и шурша пакетами, отправился, как догадался по шагам Борис, прямиком на кухню. Выдохнув, он тихонько, чтобы не обнаружить себя раньше времени, стал пробираться на встречу со своим любимым великолепием, но раздавшийся грохот и последующие отнюдь не литературные выражения заставили его отбросить в сторону конспирацию и поторопиться.
Гоша стоял посреди кухни с порванным пакетом в одной руке и полным в другой, а у его ног рассыпалось продуктовое изобилие, которому бы позавидовала любая пресловутая потребительская корзина. Мужчина смотрел на всё это по-детски обиженно, но слова, с шипением вырывающиеся из его рта, были абсолютно взрослыми. — Что случилось, Гош? — ворвался на кухню испуганный Борис. Атаманов вздрогнул и выронил и второй пакет, упавший на пол с характерным звоном. Подняв на Бориса растерянный взгляд, улыбнулся виновато и сказал: — С приездом, родной. А я вот, сюрприз сделать хотел, — и развёл руки в стороны, обозначая масштабы оного. — Считай, сюрприз удался, — в ответ улыбнулся Борис и, аккуратно перешагивая через рассыпавшиеся продукты, подошёл к Гоше, обнял его, так и стоявшего с распростёртыми руками, поцеловал и спросил наконец о главном. — Так по какому случаю в доме произошла зачистка и ожидался банкет? Только не говори, что всё это в честь моего возвращения, — добавил он, стоило Атаманову открыть рот. Гошина улыбка из растерянной плавно перетекла в смущённую, вызвав у Бориса однозначное желание: валить и трахать. — Ну-у… У нас вроде как юбилей, — объяснил он своё трудовое рвение. — Почти серебряная свадьба. Борис поначалу не понял, о чём только что сказал Атаманов, а когда до него таки дошло, согнулся от смеха. — Гоша, ты великолепен! Серебрянная свадьба… Ха-ха… Юбилей… Ты чудо! Кстати, почему «почти»? — Так и знал, что ты забыл! — теперь уже обиженно заявил Атаманов. Борис, конечно, мог бы ему возразить и сказать, что всё он помнит. Но что слова?! Был способ получше, от которого Гоша забудет и об обиде, и о неудавшемся сюрпризе, и даже имя своё не вспомнит, и сейчас он воплотит его в действие, чтобы наверняка убедить Атаманова в твёрдости своих чувств и ясности памяти. Но сначала…
***
Они познакомились не в самый счастливый период для Бориса. Ни о какой любви с первого взгляда и речи быть не могло. Наоборот, при знакомстве с наглым и задиристым парнем Борис не испытал ничего, кроме раздражения и, пожалуй, зависти. Ведь в отличие от него, тот так и светился жизнелюбием и оптимизмом. Борис, напротив, был хмур и смотрел на всё со скептицизмом. А чему было радоваться, если его предали дважды? И кто? Человек, которому он доверял безоговорочно, который, как ему казалось, любил его, с которым он мечтал прожить вместе ещё долгие годы и, наконец, с которым они организовали общее дело. И знал же, знал, что нельзя смешивать личное с профессиональным, но… Вот результат и не заставил себя ждать: бывший партнёр и любимый исчез из его жизни, помахав на прощание ручкой и прихватив значительную часть активов фирмы, оставив Бориса практически на руинах так и не вставшего на ноги бизнеса. Ещё и проехался по его самолюбию напоследок, заявив: — А на что ты рассчитывал? Ты себя в зеркало видел? Да мне с тобой на люди стыдно выходить! Может, мужик и должен быть чуть симпатичнее обезьяны, но не до такой же степени! Прими мой совет, потрать оставшиеся деньги на пластику, — и ушёл, оставив раздавленного и разорённого Бориса сгребать себя по кусочкам. Но не на того нарвался! Борис, сцепив зубы и собрав в кулак силы, с яростным рвением ринулся воскрешать почти почившую фирму, забив на личную жизнь.
То, что не красавец, он знал всегда, но и уродом себя не считал. Так что тратить деньги на никому не нужную операцию даже не собирался, а вот мысль, что надо бы оставить себе на память что-нибудь о собственной глупости и наивности, привела его в только что открывшийся тату-салон. Молодой мастер осмотрел Бориса с ног до головы и поинтересовался: — Чего желаете? Борис ответил раздраженным взглядом: мол, мальчик, ты совсем идиот? Чего он может желать в этом месте? Не бутерброд же с колбасой. После красноречивой паузы наконец произнёс: — Тату. — Ну это-то ясно, — вопреки сложившемуся впечатлению, парень оказался не дурак. — Что конкретно хотите набить? Борис задумался. А действительно, что? — Что-нибудь такое, чтобы посмотрел — и не совершил очередную глупость, — сказал Борис, разглядывая помещение и стараясь не смотреть на настырного мастера. — Пф! — фыркнул тот. — А зачем тогда жить? — Что? — не понял Борис. — Жить, говорю, зачем, если не совершать глупостей? И что ему на это ответить? Борис считал, что отведённый ему на ошибки лимит он уже исчерпал, и что за собственную недальновидность пришлось заплатить слишком дорого. Куда уж тут до глупостей-то?! — Ясно, — вздохнул парень. — Пойдём, покажу эскизы, может, подберёшь что… Тебя как зовут-то? А то не хочется к тебе обращаться «господин клиент». Да и не тянешь ты на господина, если честно, — хохотнул он и подмигнул Борису. «Сволочь! — раздражение тёмной волной поднималось откуда-то снизу. — Чтоб тебе ни господ, ни клиентов не видать!» А вслух представился: — Борис Аркатов. И мы на «ты» не переходили. — Борис так Борис. А я Игорь, Гоша, — кивнул парень, проигнорировав недовольство будущего клиента. Руку не протягивал, чувствовал, что странный посетитель не проявляет к нему симпатии. — Ну, пойдём, — повторил он, мотнув головой в сторону стола, стоявшего у большого, во всю стену, окна.
Они спорили до хрипоты. Гоша предлагал свои варианты, Борис отметал один за другим, утверждая, что они его не устраивают — все какие-то несерьёзные. — На хрена тебе серьёзное? — не выдержал Гошка. — Наоборот, надо что-то лёгкое! — Ты мне ещё бабочку предложи! — в ответ рявкнул Борис. — Куда уж легче! — И предложу! — не уступал мастер. Борис решил, что с него хватит, резко поднялся и ушёл, громко хлопнув дверью. За спиной раздался жалобный звон колокольчика, висящего над входом, и Гошкино сердитое «Определишься — приходи!».
Борис твёрдо решил, что ноги его не будет в этом балагане. «Тоже мне, горе-мастер! Да с таким подходом они махом прогорят! Куда хозяин только смотрит?! И я дурак! Какого чёрта туда попёрся? Как будто единственное место в городе, где можно татуху сделать. Только плати. Вот завтра же пойду к другому мастеру!» Но на следующий день ноги сами принесли его к дверям, которыми накануне он так красноречиво громыхнул. — Ну что, придумал? — как ни в чём не бывало поинтересовался Гоша, едва Борис переступил порог. — Нет, — честно ответил он и вздохнул. — Давай ещё раз твои эскизы посмотрим, что ли? — Давай! — радостно согласился Гошка и достал ещё пару небольших альбомов с образцами.
Казалось бы, что может быть проще: выбрал рисунок, набил его, и живи себе дальше. Но, видимо, ничто в жизни Бориса не могло быть простым. Ежедневные обсуждения и споры незаметно переместились из Гошкиного салона в Борисову квартиру. Скоро и сам Гоша обосновался там основательно, перетащив почти все свои вещи и отвоевав у Бориса право занимать его рабочий стол. А татуировки так и не было. Да Борису уже и не очень хотелось. Гошка, как торнадо, закрутил его в свою воронку без возможности выбраться. Наглый, амбициозный, не такой уж и молодой, как показалось при первой встрече, — всего на пять лет младше самого Бориса, искрящий оптимизмом, от которого порой сводило зубы. Иногда Атаманова хотелось прижать к себе и не отпускать, чаще — придушить, но никогда — выставить за дверь и забыть о его существовании.
Незаметно, шаг за шагом дела пошли в гору, и Борис был уверен, что это Гошкина заслуга — без его помощи и поддержки вряд ли бы он справился и выбрался из того болота, в котором утопал по самую маковку. Борис даже хотел предложить ему работать вместе, забыв о собственном обещании не смешивать больше работу и личное, но тут уж воспротивился Атаманов. Как оказалось, никакого хозяина у салона не было. Вернее, был — сам Гоша. — Понимаешь, Борь, я должен им доказать! — объяснял он обиженному отказом Борису. Кому «им», Аркатов знал — о сложных взаимоотношениях с родителями Гошка особо не распространялся, но в общих чертах обрисовал ситуацию. — И докажу! — Конечно, докажешь! — уж кто-кто, а Борис не сомневался в этом ни секунды. — Знаешь почему? Гошка выгибал бровь в ожидании. — Потому что ты охренительный! — и тащил хохочущего Атаманова в спальню — доказывать, что он не шутил.
***
Первая серьёзная ссора произошла года через три после того, как Гошка перебрался к Борису окончательно. Нет, мелкие ссоры случались, но как-то получалось их гасить: Борисово хладнокровие действовало на Гошкину горячность не хуже пены из огнетушителя. В конце концов, такое случается в любой паре, и Борис справедливо считал, что два мужика всегда смогут разобраться без истерик и демонстративных демаршей. Но чуть не попался в эту ловушку.
Жизнь потихоньку входила в спокойное русло — и у Бориса, и у Игоря дела шли на удивление хорошо. Вот только Атаманов, раскрутившись, нанял персонал и работал, скорее, ради удовольствия, взвалив основные обязательства на плечи управляющего, а Борису расслабиться и чуть отпустить вожжи не получалось — страх нового предательства не проходил, хотя причин для него не было.
В тот вечер Гошка заговорил о совместном отпуске, мол, делу время, но и о себе, любимых, забывать не стоит. Борис ответил, что пока не получится, привычно сославшись на работу. — Но если хочешь, то езжай, я не против, — сказал он, даже не подозревая, какую бурю вызовут его слова. — Хочу! И поеду! — неожиданно взорвался Гошка. — Может, встречу кого, кому на меня будет не наплевать. Для кого я буду больше, чем удобное тело в постели! — Гош, — поморщился Борис, — что за чушь ты несёшь? Ну какое тело? — Действительно, какое? Ты же даже не заметишь, если вместо меня рядом окажется кто-то другой! — Игорь, прекрати молоть чушь и не веди себя как истеричная баба! — повысил голос Борис. — Как баба? — зашипел Гошка. — Значит, ты меня держишь за бабу?! Да пошёл ты! — и, развернувшись, вылетел из комнаты. — Игорь! — крикнул ему вслед Борис, но ответом был хлопок двери. — Точно истеричка! — в сердцах рявкнул он и опять погрузился в документы, уверенный, что Гошка скоро вернётся. Вот остынет немного и вернётся.
Но ни к ночи, ни утром тот так и не появился. Борис не спал, обрывая телефон и переживая, не влип ли Гошка в неприятности — с его-то характером и любовью к приключениям. Утром, так и не дозвонившись, ушёл на работу. Водоворот дел помог немного успокоиться, но всё же в течение дня нет-нет, да и вспоминались Гошкины слова. Сначала накатила обида — он ведь для них старается, чтобы ни в чём себе не отказывать. Но вслед за этим пришла мысль, что в самом-то главном Атаманов прав: он практически живёт на работе, не уделяя внимания ни себе, ни Гоше, и к вечеру Борис почти смирился с тем, что им придётся расстаться. Зачем великолепному, замечательному, харизматичному Атаманову вечно хмурый трудоголик Аркатов? Их отношения, по его мнению, и так затянулись. Если Игорь скажет, что больше не хочет быть с ним, то Борис его отпустит. Фигурально, конечно, цепями его к себе не приковывал. Будет больно, но он выдержит. Должен выдержать.
Обида сошла на нет. Борис был благодарен и за те недолгие моменты счастья, которые подарил ему Гоша. А это было именно оно — теперь, на пороге расставания (да, он всё решил!) стало ясно, как никогда. Жаль, не ценил его. Прав Гошка: погряз в своей работе, не обращая больше ни на что внимания, и просрал самое главное.
Домой идти не хотелось, без Гошки там было пусто и холодно, и Борис решил до последнего оставаться в офисе — тут хотя бы можно было создать видимость занятости, а не бродить из угла в угол. Но его планы нарушила смс-ка, вещавшая, что если он немедленно не явится пред ясны Атамановские очи, то его яйца заменят колокольчик, висящий над дверями Гошкиного салона. Охранник проводил торопливо вышагивающее начальство недоумённым взглядом: улыбающимся Бориса здесь никто ещё не видел.
Он улыбался, пока ехал домой, продолжал улыбаться, паркуясь и поднимаясь по лестнице, а уж когда вошёл в квартиру, казалось, от этой дебильной, но такой радостной улыбки треснет лицо. — Я знаю, какую татуху мы тебе набьём! — вместо приветствия выдал Гошка, встречая его в коридоре. — Ну, слава богу! А прошло всего-то три года, — нервно хохотнул Борис и сжал его в медвежьих объятьях. — Что, даже не спросишь какую? — задушено пропыхтел Гошка, но из кольца рук выбираться не торопился. — Какую? — покладисто спросил Борис. — Шиву, индуиское божество. — Я знаю, кто такой Шива. Почему он? — Потому что ты на него похож! — Гошка упёрся руками в грудь Борису и сделал шаг назад. — Чем же? — Борис изогнул бровь и уставился на Гошку. Надо же, до чего додумался! — Создаёшь, разрушая. — И где мы его изобразим? — спросить хотелось совсем не это, а останется ли Гошка с ним и дальше, но решимости не хватило. — Вот сейчас и найдём подходящее место! — и Атаманов потащил его в спальню — там лучше всего проводить поиски! Борис не сопротивлялся: пусть рассматривает, пусть рисует на нём что хочет, да пусть хоть на голове ходить заставит — только бы не ушёл, не бросил. Может, и негоже мужику так раскисать, но к чёрту всё — ради Гошки можно чем-то и поступиться.
— Гошка, ты восхитительный! — позже, много позже устало констатировал Борис, проваливаясь в дрёму. — Ага, я такой! — сонно согласился Гоша и всхрапнул, подтверждая всю степень своего великолепия.
Через несколько недель Борис с удовольствием рассматривал сложный рисунок на руке, пока Атаманов мирно посапывал у него на плече, накачанный успокоительным. Кто бы мог подумать, что его Великолепный панически боится летать?..
***
— Или мы идём вместе, или я тоже остаюсь дома! — Атаманов сверлил Бориса сердитым взглядом. — И что значит, ты мне всё испортишь? — Гош, ну сам посмотри на меня! — упрямился Борис. — Смотрю! Уже несколько лет смотрю и не понимаю, что за комплексы, Аркатов? Я смирился, что ты отказываешься со мной ходить на деловые встречи, согласен — не в той стране живём. Но сейчас-то что? Мы просто идём на семейный ужин к моим родителям. — На который приглашено чуть ли не две сотни гостей! — буркнул в ответ Борис. — И?.. — И все опять будут пялиться на нас, как на красавицу и чудовище! — М-да, — Гоша устало потёр переносицу. — Это уже не комплексы — это паранойя. Вот объясни мне, какое дело тебе до их взглядов? Борис мог бы сказать, что очень даже большое дело, но тогда пришлось бы признаться и в собственной ревности. А это было бы уж совсем лишним. — Ты, часом не ревнуешь? — мысли он, что ли, читает? — Бо-орь?.. — Нет! — рявкнул Борис и покраснел. Подумал, что в его возрасте это несолидно, и покраснел ещё больше. — Борь, — заулыбался Атаманов, — ну-ка, колись! Борис сжал губы, всем своим видом давая понять, что из него больше слова не вытянут, но не выдержал и сдался: — Вокруг тебя вечно бабы крутятся. А на меня смотрят как на досадное недоразумение! — А ты хочешь, чтобы и вокруг тебя крутились? — в Гошкином голосе проскочили ревнивые нотки, что вернуло Борису немного спокойствия. — Не хочу! — возразил он. — А чего тогда хочешь? — поинтересовался Гошка, а в глазах уже разгорался огонёк — что-то задумал, точно! — Хочу, чтобы на тебя не смотрели с сочувствием, как будто я тебя насильно удерживаю, — признался Аркатов, вздохнув. — Но не с моими данными… — А что с ними не так? — перебил его Гошка. — Всё! Нос огромный, челюсть как у бульдога, губы узкие, как будто я вечно чем-то недоволен. Продолжать? — Не, не надо. Это всё легко исправить, — попытался успокоить его Гоша. — На операцию не пойду! — решительно заявил Борис, припомнив давние обидные слова бывшего. Нежели и Гошка туда же?! — А я тебе её не предлагаю, — успокоил тот. — Мне всё нравится — и нос, и губы, и подбородок. Но если ты так комплексуешь, то мы тебя чуток подкорректируем. — Как? — Борис начал медленно отступать от Атаманова — слишком уж решительный вид был у того, и это немного настораживало. — Отрастим бороду! — Что?! Да я тогда на старика похож буду! — На красивого старика! — поправил Гоша. — И вообще, с чего ты это решил? Не попробуешь — не узнаешь. А чтобы ты больше не комплексовал, я тоже бороду отпущу. Надеюсь, в постели они нам мешать не будут, — пробормотал он в сторону, но Борис услышал.
Бороды шли им обоим. Гошка, на взгляд Бориса, стал ещё красивее, а он наконец избавился от своих (надуманных, как заявил Атаманов) недостатков, и теперь самому приходилось избегать назойливого женского внимания. Оказалось, что Атаманов та ещё ревнивая скотина — Борис почти каждый день испытывал это на собственной шкуре. Зато доказывать, что он верен ему до последнего волоска, было неимоверно приятно. А ещё Борис пошёл в спортзал — подтянуть тело, чтобы соответствовать ревнивцу, ну и чуток поддразнить, не без этого. — А ты боялся, что борода будет мешать, — улыбался Борис, целуя Гошку. — Ты гений, Игорь, — добавлял он немного позже довольно постанывающему Атаманову.
***
То, что Гоша и порядок — совершенно разные понятия, Борис понял с самого начала. Организованный хаос — вот его царство. Там, где другие голову сломили бы, разыскивая нужное, Гошка ориентировался как рыба в воде. А вот разложенное по полочкам и по стопочкам его удручало и вводило в уныние. Поэтому когда на Атаманова впервые напал трудовой энтузиазм, Борис испугался. Кто его знает, что побудило любимого разгильдяя наводить порядок в отдельно взятой квартире? Всё оказалось до банального просто — Гошка спалил Борисов нетбук, пролив на него кофе. Признался, правда, не сразу, ловко увиливая от ответа. Но как бы не так! Борис допрашивал, а потом и наказывал, с пристрастием. И только умотав Гошку до состояния нестояния, признался, что все важные данные сохраняет на нескольких носителях — на всякий случай. — Вот он и наступил, — виновато пробормотал Гошка. — Ты молодец, а я придурок, — повинился он. — Зато великолепный! — улыбнулся Борис. — Я сейчас не понял — это ты мне комплимент сделал или обозвал? — сощурился Атаманов подозрительно. Борис промолчал, пусть помучается — ему полезно.
С тех пор так и повелось: косяк — уборка — допрос — наказание. Иногда Борису казалось, что Гошка специально нарывается. А прозвище Великолепный Гоша каким-то образом просочилось за пределы спальни, и теперь так Атаманова называл не только Борис, но и все знакомые. За спиной, конечно. Это с Борисом он был мягким и добрым, а вот остальные знали Игоря Тимофеевича Атаманова как жёсткого и, можно даже сказать, жестокого человека и бизнесмена с акульей хваткой, на зуб которому лучше не попадать и дорогу не переходить. Гоша, естественно, всё знал, но делал вид, что не в курсе, что о нём говорят. Главное, он Великолепный для своего Аркатова, а остальные… пусть идут лесом и не путаются под ногами.
***
Борис тряхнул головой, отгоняя накатившие вдруг воспоминания и опять вперяя взгляд в Атаманова. Задумался, анализируя ситуацию. Из-за праздничного ужина Гоша не стал бы вылизывать квартиру. Значит, этот пиз… затейник задумал что-то ещё. Думай, Боря, думай! Что подозрительного происходило в последнее время? И тут осенила мысль — да всё! Непонятные звонки, когда Атаманов переходил на ненавистный английский, стоило Борису подойти; девственно чистая история в браузере; непонятные отлучки Гошки к каким-то неизвестным родственникам. Что задумал этот… любимый?!
— Игорь Тимофеевич, — грозно начал Борис, — надеюсь, твои слова о свадьбе… — поймал виноватый взгляд и зашептал: — Что? Нет-нет-нет! Даже не думай! Так и знал, что не к добру это всё! — Борис махнул рукой вокруг себя. — Хорошо, — Атаманов скорчил обиженную рожу — вы видели обиженного пятидесятилетнего бородатого мужика? — и потупился. — Не будет свадьбы, я сейчас всё отменю. Но кольцо-то я могу тебе подарить? — Кольцо можешь! — великодушно согласился Борис, из двух зол выбирая меньшее. Атаманов коварно улыбнулся в бороду: вот они — правильные тактика и стратегия. Ни о какой свадьбе не было и речи — Борис сам придумал, сам поверил. Сколько раз Гоша предлагал просто так обменяться кольцами — не для кого-то, для себя, но Аркатов был непреклонен. Не любил Борис всякие цацки и украшения, считал, что мужику они без надобности, правда, к Гошиной слабости ко всяким фенечкам относился добродушно, лишь посмеивался. Вот и пришлось напрячь фантазию, чтобы окольцевать и обозначить: «Занято!»
Надевая Борису на палец кольцо, Атаманов старался не поднимать глаз, чтобы не выдать себя. А Борис понял, что его, кажется, обвели вокруг пальца — да-да, ещё и кольцо на него нацепили! — но он совсем не против. Это же Гошка. Его великолепный Гоша!
что к тем, кто много пьёт, приходит белочка, а к тем, кто много работает - кролики. Ага, посмеялись, а сегодня Надя поднялась, как всегда, в начале пятого (без будильника!), позавтракала, оделась, рявкнула на детей, чтобы поднимались, и упёрлась на работу. Стою, никого не трогаю... Пятнадцать минут шестого... Половина... Без пятнадцати... А я стою. А никого больше нет. И тут в мою наконец-то просыпающуюся голову приходит осознание, что сегодня выходной! Ну чё, надеюсь только, что меня никто не видел. А про кроликов я, кстати, не шутила, они у меня во дворе каждый день пасутся.
Зато не расслабляюсь и держу себя в рабочем режиме! Всем хорошего четверга, а я пойду своих мужичков поздравлять с херрентагом. Зря я, что ли, в такую рань встала? Тем более для пирога уже всё готово.
читать дальшеСижу на пляже, а песочек на нём белый-белый, море, что рядом плещется, тёплое, прозрачное, но мне пока не хочется в него окунаться. Пальмы, растущие вдоль всего побережья, откидывают причудливые тени, приглашающе раскинув свои огромные листья. Потягиваю через трубочку холодный коктейль и, прикрывшись сомбреро, разглядываю отдыхающих. Волшебные, обворожительные мулаточки так и шныряют мимо меня, кидая кокетливые взгляды. Их соотечественники, только мужского пола, красуются на солнце, блестя шоколадной кожей и поигрывая мускулами. Вот одна из красоток, самая решительная, идёт ко мне, призывно покачивая бёдрами и улыбаясь так, что яркое светило меркнет. Но нет, меня она не интересует, и я отрицательно качаю головой. Девушка обиженно смотрит, но не настаивает. А вот официант, который несёт поднос с фруктами, очень даже в моём вкусе. Что за мальчик, чудо как хорош! Идёт медленно, не торопясь, видимо, чтобы я получше смог рассмотреть всё, что он мне предлагает. И я смотрю. Очки сползают на кончик носа, чуть приподнимаю сомбреро, чтобы рассмотреть товар, так сказать, лицом. Осмотром остаюсь доволен. Сердце то замирает, то несётся вскачь, дыхание сбивается, а в штанах поднимает голову огромный такой интерес. Мальчик знает, какое производит на меня впечатление, и двигается ещё медленнее, стервец, дразня и заманивая. Не старайся, малыш, я и так весь твой. От вида гладкой безволосой груди хочется заскулить, но такому мачо, как я, это не к лицу. Держу себя в руках из последних сил. Упс… В прямом смысле держу, сжимая мошонку. Жаром прошибает от макушки до кончиков пальцев. Кажется, что не только лёд в бокале, но и песок плавится вокруг от этого жара. Мальчик… Хотя нет, совсем не мальчик, парень постарше меня будет, подходит ко мне, ставит поднос на стол, откидывает медленным движением руки упавшую на лоб чёлку, наклоняется к моему уху и хриплым, сексуальным и таким знакомым голосом шепчет: — Соколов, я вам деньги плачу за то, что вы мечтаете на рабочем месте? Отчёт где?!
Ай, мать мою отец любил! Чтоб тебя приподняло метра на три над землёй и не опустило, а шандарахнуло назад со всей силы! Но пока что на грешную землю сваливаюсь я, от испуга навернувшись вместе с офисным креслом. Открываю глаза и смотрю вверх. Надо мной стоит и мечет молнии бог, царь и мой непосредственный начальник — Виталий Саныч. Злой, как сам чёрт. Мамочка, забери меня отсюда, обещаю быть примерным сыном и слушаться каждого твоего слова. Но мама далеко и на помощь мне прийти не может. А если бы и могла, то против Саныча всё равно не устояла бы. Эх, придётся самому выкручиваться, но для начала неплохо бы подняться. — Обижаете, шеф! — говорю уверенно, пытаясь вывернуться из кресла. — Этим и занимаюсь, а вы вот меня от работы отрываете! — Да-да, лучшая защита у нас что? Правильно, нападение. Саныч ухмыляется, нехорошо так, наклоняется ко мне низко-низко и голосом того парнишки с пляжа задаёт свой следующий вопрос: — А яйца ты себе сжал, чтобы мысли не разбегались? Что, думаешь поймал меня на горяченьком, да? А вот фиг тебе! — Да! Мне так думается лучше! — Врагу не сдаётся наш гордый хомяк! — Ну-ну, — опять ухмыляется аспид. — Я вам, Юрий Борисович, помогу, чтобы ещё лучше думалось, а то, чувствую, не дождаться мне отчёта до второго пришествия. — Кого? — спрашиваю я, наконец принимая сидячее положение. Саныч протягивает мне руку, ненавязчиво предлагая помощь и щерясь в дружелюбном оскале. — Что «кого»? — уточняет, вздёргивая меня вверх, словно я и не вешу ничего. — Пришествия кого? — И это тоже обсудим у меня в кабинете. Не задерживайтесь, жду вас через десять минут, — говорит он, отряхивая пыль с моей спины. Эй! Куда руки тянете, уважаемый шеф? Смотрю на него возмущённо через плечо, а он мне на ухо: — Папочкой прикройся, а то твои думы наводят на посторонние мысли. Говорю же — аспид!
В уголке сочувствующе похрюкивает, едва сдерживая рыдания (надеюсь, что их, а не смех), Анечка. Из-за монитора напротив, утирая слёзы, посматривает на меня Женька, мой верный друг и товарищ. За спиной траурно шуршит бумагами Пал Палыч. Хорошие у меня коллеги, жаль с ними расставаться, но с судьбой в лице шефа не поспоришь — чревато. Беру папку с отчётом, прижимаю её к паху, обвожу прощальным взглядом свой рабочий кабинет. Сколько шуток здесь было рассказано, сколько кофе выпито, сколько отчётов составлено… А, чёрт, точно, отчёт! Грустно улыбаюсь всем и мелкими шажками перемещаюсь к двери. А вот по этому кадру я скучать не буду даже на том свете! Костик с ехидной улыбочкой достаёт из ящика в своём столе тюбик и протягивает мне. — Вазелин теперь не актуален, — ржёт этот конь, и я бы стукнул его чем-нибудь, да вот хотя бы папочкой с отчётом, но нельзя — надо беречь силы. Но смазку прихватываю, пряча тюбик в карман пиджака.
— Иди, Юрочка, он тебя ждёт, — в глазах Ирочки, секретарши шефа, столько грусти, что никакой бассет хаунд с ней не сравнится. Улыбаюсь ободряюще, мол, где наша не пропадала, а она в ответ одной рукой крестит меня и посылает воздушный поцелуй, а другой, не глядя, закидывает в маленькую дамскую сумочку со стола всякую всячину. Причём всячины так много, что непонятно, как она вся поместилась в столь мелком пространстве. Я заинтересованно смотрю, сможет ли она закрыть сумку, и удивляюсь, когда у Ирочки это получается. — Ну, чего стоишь? — всё так же грустно спрашивает она. — Иди уже. И прощай, не увидимся больше. — Не поминай лихом! — подмигиваю ей в ответ. А что? Волков бояться — в лес не ходить. Помирать — так с музыкой! Перед смертью не накуришься. Тьфу ты! Куда это меня понесло? А всё Ирочка с её «прощай»! — Так я пошёл? — спрашиваю её, словно прошу благословения. — Иди-иди! — разрешает Ирочка, опять открывает сумочку и начинает рыться в ней, выкладывая на стол всё то, что только что с него же и собирала. Наконец издаёт тихий радостный всхлип и достаёт помаду. Я бы ещё посмотрел, как она будет собирать свою волшебную сумочку, но перед смертью… Говорил уже? Ну ладно, пошёл.
Скребусь в дверь в надежде, что аспид меня не услышит, но у гада слишком хороший слух. Или он просто слышал, как я разговаривал с Ирочкой, оттягивая неизбежное. — Входите, Соколов, — строго раздаётся из-за двери. Перехватываю папку покрепче — в случае чего, просто так я не сдамся! — делаю глубокий вдох и вхожу в логово. На меня смотрят исподлобья, зло и суля все кары небесные, но я не подаю вида, как мне не по себе от этого взгляда. Возбуждение, спавшее было, опять накатывает жаркой волной. Да, вот такой я весь необычный: когда мне страшно, срабатывает инстинкт размножения. Или рефлекс? Хотя не важно, размножение мне если и грозит, то только искусственное. Саныч медленно и угрожающе поднимается из-за стола и, давя на меня всем своим авторитетом, не торопясь двигается в мою сторону. На мгновение забываю как дышать. Рассматриваю его, покрепче сжав губы, чтобы не закапать слюной всё вокруг. Почему? А я разве не говорил? Наш шеф — ходячий секс. Его хочет каждый в этом здании, и половина нашего не маленького города в придачу. Я это точно знаю! Но он кремень, только улыбается всем вокруг, но к телу никого не подпускает. Вот за это я его люблю и уважаю. Он, в отличие от меня, как стойкий оловянный солдатик — верен и честен даже в мыслях.
— Не стыдно? — спрашивает меня, подходя вплотную. — На работе работу делать надо, а не в облаках витать. Вот это он зря! Я свои обязанности выполняю отлично, а мечтаю только когда работа выполнена! — В отпуск хочу! — выпаливаю, глядя ему в глаза. — С какого? — от моей наглости Саныч слегка подрастерял настрой. — Хера или числа? — уточняю, а сам пячусь, забыв, что от двери далеко не ушёл. Как результат, впечатываюсь в неё спиной. У Саныча в глазах загорается злорадный огонёк — мол, всё, пташечка, допелась! — С какого хера ты собрался в отпуск? И с кем? — рычит на меня, а сам по-кошачьи подбирается всё ближе. Ой, мамочка! Надеюсь, Ирина ещё не ушла и засвидетельствует мою погибель. Хотя нет, лучше без свидетелей. Я всё так же прижимаю папку с отчётом к себе, и с другой стороны в неё вжимается шеф. Ну ничего себе он разозлился! Сколько у меня там листов отпечатано? Плюс — папка. И даже сквозь эту преграду я чувствую как он воз… зол. — Я, между прочим, не в рабство к вам попал, а на общих основаниях на работу устроился. Даже договор подписал! — не сдаюсь, хотя ноги уже почти не держат. — А по договору мне, как и любому работающему здесь, положен отпуск! Шеф, рыкнув, вжал меня собой в дверь ещё плотнее, аж лопатки заныли. — И с кем это ты в отпуск собрался? — опять уточняет угрожающе. — С любимым человеком! — выдаю я фальцетом и удивляюсь — что это у меня с голосом? — А мечтал ты тоже о любимом? — вкрадчиво спрашивает начальство. — Нет, — честно отвечаю. Врать смысла нет, у этого садиста есть масса способов вывести любого на чистую воду, а меня и подавно. Одна возможность избежать наказания всё же имеется, но я, как последний лох, её упускаю, и не скажу, что не специально. Надо бы промолчать, но слово не воробей. Да и люблю я шефа позлить, чего уж там.
Папку, которая служила мне щитом, из рук вырывают и отбрасывают в сторону. Неподшитый отчёт белыми птицами разлетается по кабинету, а меня хватают за плечо и разворачивают лицом к двери. — Бить будете, Виталь Саныч? — спрашиваю, когда чужие пальцы торопливо расстёгивают на мне брюки и стягивают их вниз. — Выбивать! — рявкает шеф за спиной. — А я пыль уже отряхнул, — всё никак не могу заткнуться, сам напрашиваясь. — А я не пыль, а дурь, — тон с рычащего меняется на мурчащий, и по спине пробегается приятный холодок предвкушения. — Это вы зря, шеф, — хмыкаю я, прижимаясь щекой к двери и чуть оттопыривая задницу. Я очень послушный сотрудник, коль шеф сказал, что будет наказывать, то кто я такой, чтобы ему сопротивляться. — Этого добра во мне столько, что не выбить и и не вытрахать. — Вот мы это сейчас и проверим, — по голосу слышу — улыбается, змей. — Будешь признаваться, о ком мечтал? — пытает меня, разводя ягодицы. — Ну, не знаю, — тяну задумчиво и тут же вскрикиваю, чувствуя, что в меня упирается то, чем меня наказывать собираются. — Куда на сухую, сволочь?! Наказывать — наказывай, а калечить не смей! — Юр, я осторожно, — извиняется инквизитор. — Ну нет ничего. Ты же сам сказал, чтобы на работе никаких подкатов. — Это ты вовремя напомнил, — рычу теперь уже я, перехватывая инициативу и пытаясь вывернуться. Не особо, правда, активно. Ну да, правило моё, но сегодня можно его и нарушить в порядке исключения. Я уже сам жажду наказания. Боюсь, до дома не дотерплю. Что, и это не сказал? Да-да, вы правильно поняли, живём мы в одном доме, и даже в одной квартире. — Ладно, чёрт с тобой! — достаю из кармана пиджака тюбик со смазкой, тот самый, что мне Костик вручил, и всовываю его в руку Санычу. — Это что такое?! — рычит он и отходит от меня. Нет, я так не согласен! Я тут, понимаешь ли, настроился, почти готов раскаяться, а он на попятную! Разворачиваюсь и хмуро смотрю на него, соображая, куда бы его опрокинуть, чтобы не задавал ненужных сейчас вопросов. Делаю шаг вперёд и, запутавшись в собственных штанах, падаю прямо в руки озабоченному шефу. — Счастье твоё! — рявкаю, хватаясь за него, чтобы не рухнуть к ногам. — Виталя, если ты меня сейчас не накажешь, то я тебе этого никогда не прощу!
Просить дважды не пришлось. Саныч подхватил меня и, дотащив до стола, опрокинул на него спиной. Стянул всё ещё болтающиеся на ногах брюки и отправил их в свободный полёт. Я проводил взглядом часть своего одеяния, чтобы знать, где потом, когда наказание будет приведено в исполнение, её искать. — На меня смотри! — Ух ты, какие мы грозные! — Откуда это? — и трясёт у меня перед лицом тюбиком. — Коллеги позаботились, за зад мой переживали, — шиплю ему в лицо, а ногами обхватываю покрепче и притягиваю к себе. Хватит уже болтать! Зря я, что ли, нарывался? Змей мой посыл понял правильно. Наказывал так, что я наяву ангелов видел. Вбивался в меня, будто и впрямь собирался выбить из головы все мысли. Получилось, чего уж! Я под таким напором выложил всё: и про море с песочком, и про мулаточек, и про соблазнительного официанта. Даже про фрукты и пальмы не забыл.
— Так что скажете насчёт отпуска, шеф? — спрашиваю, раскинувшись морской звездой на столе. — Подпишите? — Хрен тебе, а не отпуск! — говорит сердито, а сам аккуратно обтирает меня салфетками. — В декабре пойдёшь, со мной вместе! А то размечтался: море, пальмы, официанты… Как будто тебе меня мало! — Мало, — соглашаюсь. — Мне тебя всегда мало. Слушай, а мне понравилось. Может, ну его к чёрту, это правило? Знал бы, как классно у тебя в кабинете трахаться, давно что-нибудь придумал бы. — Ну уж нет! Хорошего понемногу, — пыхтит мой змей, натягивая на меня штаны. — Хорош валяться! Сам одевайся! — Виталь, — зову его тихонько, приводя себя в порядок. — А во мне ещё столько дури осталось… — намекаю на продолжение. Саныч смотрит на меня долгим изучающим взглядом, вздыхает и сдаётся: — Ладно, уговорил. Поедем на неделю к морю. Но никаких официантов рядом! Сам буду тебя обслуживать! Вот и ладненько, вот и отлично! Добился, чего хотел. А говорить Витальке, что тот официант как две капли воды на него похож был — не буду! Пусть ревнует. Пока он бесится от ревности, я знаю, что он мой. Дурь? Конечно! А знаете, как приятно, когда любимый её из меня выбивает?..
Лена сегодня начала тему, а я поддержу. Вот теперь я со всем правом могу сказать, что я мама троих ВЗРОСЛЫХ детей.))) Сегодня моему малышу 16 лет.))) Которые пронеслись совершенно незаметно. Кажется, только недавно мы делали первые шаги, шёпотом под одеялом учили стишки, пошли в садик и в школу, и вот, пожалуйста... Взрослый парень, на голову выше меня, и на ручки его уже не возьмёшь. Скорее, теперь он меня на закорках будет катать.)))
читать дальшеДёма замёрз и устал. Дёрнул же его чёрт согласиться снимать квартиру с Малаховым на пару! Теперь вот расплачивается. Матвей опять собрал компанию, и Дёма сбежал на улицу от насмешек и подколов. Чем он так не угодил Малаховским приятелям, так и оставалось для него загадкой, но факт оставался фактом: они его сразу невзлюбили. Так, по крайней мере, казалось Дёме. Парни всё пытались его напоить, а девчонки смотрели с завистью и злостью. А он разве был в чём-то виноват? Ему, может, они тоже не особо нравились, но терпел же. Вон, даже уходил иногда прогуляться часика на три-четыре, чтобы не портить им настроение. А то, что не любит всех этих панибратских похлопований и псевдоприятельских объятий, так это только его дело. Да и чёрт бы с ними, но и Матвей от них не отставал: то приобнимет, то волосы взъерошит, то на колени к себе затянет. Ещё и обзывается! Именно с его языка слетело обидное прозвище "Недотрога", намертво приклеившееся к Дёме. И это было тем более обидно, потому что Дёме Матвей нравился, очень. А ему только и оставалось фыркать, шипеть и отбиваться. И чем больше он сопротивлялся, тем колючее становились дурацкие шутки и розыгрыши. Малахову уже не требовалась компания, чтобы поддразнить своего сожителя. В последнее время вообще моду взял практически раздетым по квартире дефилировать, трусы, не скрывающие ничего, а скорее демонстрирующие, не в счёт. А уж спать и вовсе голый заваливался. И всё бы ничего, да только двери в комнатах были только для проформы, через прозрачное стекло можно было рассмотреть всё, даже то, чего и не хотелось. Дёма и так еле сдерживался, а тут такой соблазн перед глазами, и он тайком подглядывал за Матвеем. Чувствовал себя при этом омерзительно, будто извращенец какой.
Он уже почти собрался перебраться назад в общежитие, но всё не решался сказать об этом Матвею. Ситуация «и хочется, и колется»: страшно потерять возможность хоть такого общения, когда твоё наваждение на расстоянии вытянутой руки каждый день, но ещё страшнее, что его подловят однажды, и тогда позора не избежать. Малахов точно молчать не будет и ославит его на весь универ. Придётся возвращаться уже не в общагу, а домой, к маме, врать ей что-то и думать, как жить дальше. Так что выбор у Дёмы был небогатый.
Дёма и не заметил, как добрёл до дома. Посмотрел на окна, в комнате Матвея горел свет. Неужели ещё не разошлись? До утра, что ли, сидеть собрались? Вот ведь люди! Завтра с утра всем на пары, Дёме — так точно. Ему-то не на кого надеяться, самому надо о себе заботиться. Он и так, чтобы было чем платить за квартиру, нашёл себе две подработки, хорошо хоть не в ущерб учёбе. Малахову деньги исправно переводили родители, и его вопрос выживания не особо тревожил. Хотя учился Матвей на совесть, тут бы Дёма врать не стал. Как Малахов умудрялся успевать везде, он не знал, но иногда завидовал ему чёрной завистью.
Вот за что Дёма был Матвею благодарен, так за то, что тот не приводил своих подружек домой. Слышимость в доме была прекрасная, что уж говорить об их квартире. Дёма бы тогда точно сдох от ревности. А девчонки вокруг Малахова вились постоянно, и одна краше другой. Вот вам и ещё один повод для зависти. Был бы, если бы Дёма неровно дышал к женскому полу и если бы в его голове и сердце прочно не поселился сволочной гад по имени Матвей Малахов. Вытравить, выгнать его оттуда не получалось, как бы Дёма себя не уговаривал. Но, наверное, каждый гей должен хоть один раз влюбиться в натурала. А то что влюбился, он не сомневался. Иначе почему так бьётся сердце, когда Матвей подходит слишком близко, и дыхание перехватывает от злости, стоит кому-то приблизиться к нему? Были и другие симптомы любовной горячки, но Дёма старался на них не обращать внимания, только вот с каждым днём это становилось всё труднее.
Дёма ещё раз взглянул на окна и решительно шагнул в подъезд. Стой не стой, а усталость и холод давали о себе знать. «Сейчас поднимусь и разгоню всех! - настраивал он себя, пока поднимался по лестнице. - В конце концов, я тоже плачу за квартиру. Почему я должен каждый раз, когда его высочество хочет развлечься, уходить куда-то?!» Про то, что его, вообще-то, никто не гнал, Дёма не думал. Ему казалось, что его нелюбовь к шумным сборищам очевидна всем, и Малахов устраивает гулянки назло ему. Только тогда непонятно, зачем звал Дёму вместе снимать жильё? Приятелей у Матвея было достаточно, и любой бы с радостью согласился, но он САМ подошёл к Дёме с этим предложением. Дёма, помнится, тогда очень удивился: они и не общались-то толком. Но потом подумал, что хитрый Малахов просто искал того, кто будет поддерживать в квартире порядок. Поразмыслив и взвесив все «за» и «против», Дёма согласился. Во-первых, отдельное жильё гораздо удобнее общажной комнаты на четверых. Во-вторых, даже если Матвей позвал его из корыстных побуждений, то ему не трудно убраться, помыть посуду и приготовить что-нибудь поесть. И, наконец, в-третьих, Дёма мог быть рядом с Малаховым, не вызывая подозрений. Но неожиданно это «в-третьих» превратилось в проблему. Оказывается, в тесном пространстве небольшой квартирки спалиться гораздо проще, и именно поэтому приходилось сбегать.
В подъезде стояла тишина, что и неудивительно: на дворе глубокая ночь, а завтра рабочий день — все нормальные люди давно спят. Но это нормальные, а Матвея со товарищи к ним отнести трудно. Однако и из их квартиры не раздавалось ни звука. Дёма тихо провернул ключ в замке и медленно открыл дверь, всё ещё недоверчиво прислушиваясь. Тихо, значит, все разошлись. Не успел он обрадоваться, как споткнулся о разбросанную по коридору обувь. - Не понял, это ещё что за дела? - шёпотом спросил он. В голове начало зарождаться подозрение.
Дёма на цыпочках прошёл сначала к комнате Матвея, чтобы убедиться, что в ней никого нет, и застыл, рассматривая соблазнительно раскинувшегося на постели Малахова. Одного. А где же остальные? Не ушли же они босиком? Хотя с этих станется! А вот в его комнате Дёму ждал неприятный сюрприз: на кровати сладко посапывала парочка девчонок, на полу развалились Андрон и Пашка, и даже в стареньком кресле свернулся калачиком мелкий Денис.
Дёма разозлился не на шутку. И где ему теперь спать? Не к Матвею же идти? Хотя почему бы и нет? Хватило же у него совести разместить своих гостей у Дёмы в комнате, так пусть теперь сам потеснится. И он решительно развернулся. Но с каждым шагом смелость покидала его. «Может, лучше на кухне приткнуться? Как я к нему завалюсь, что скажу?» Потоптавшись у Матвеевой комнаты, словно вор проскользнул в дверь и остановился у кровати. Оставалось всего ничего: раздеться, растолкать Малахова и заставить его подвинуться, но у Дёмы неожиданно всё тело налилось тяжестью. Перед ним лежала мечта, только руку протяни, а она-то и не протягивалась.
- Хорош пыхтеть, спать мешаешь, - вдруг сонно пробурчал Матвей, и Дёма чуть не подпрыгнул, но быстро взял себя в руки. - Это я мешаю?! - возмутился он шёпотом. - А мне где спать прикажешь? В ванной? На кухне? - Чё разорался? - Матвей подвинулся так и не открывая глаз. - Заваливайся, нам с тобой места хватит. - Ты голый! - слова сами сорвались с губ. - Я всегда сплю голый. Тело должно отдыхать, знаешь ли, - улыбнулся Матвей и наконец приоткрыл глаза. Дёме показалось, что он сейчас сгорит на месте — или от стыда, или от возбуждения. А Малахов будто специально, чтобы подразнить его, ещё и изогнулся соблазнительно, открыв смущённому Дёминому взору все свои достоинства. - Я не могу, - жалобно простонал Дёма, понимая, что выхода у него нет, и молясь про себя, чтобы дожить до утра, сохранив остатки рассудка. - Чего не можешь? - Голос Матвея сейчас напоминал мурчание сытого кота, приготовившегося поиграть с несчастной мышью, попавшейся ему в лапы. Дёма махнул рукой, вздохнул, сглотнул ставшую вязкой слюну, и наконец сказал: - С голым с тобой спать не могу. - Боишься? - сощурился Матвей. - Обещаю не приставать, Недотрога. Дём, хорош уже заморачиваться, - внезапно перешёл он на серьёзный тон. - Стесняешься — возьми мои спортивки в шкафу и давай уже заваливайся, завтра вставать рано. А свет оставь, - остановил он потянувшегося к выключателю парня. - Я, может, темноты боюсь.
Радовать Малахова стриптизом и своим стояком Дёма не решился и трусливо сбежал в ванную. Ещё никогда в жизни он так долго не готовился ко сну: тщательно помыл руки и лицо, три раза почистил зубы и даже зачем-то побрился, хотя растительности на лице отродясь не было. Сделав несколько вдохов и выдохов, решил, что Матвей, скорее всего, снова заснул, и отправился к нему.
Матвей или делал вид, что спит, чтобы вконец не смущать Дёму, или действительно спал. «Вот же! И совесть его не мучит!» - раздражённо подумал Дёма и со мстительной улыбкой нажал на выключатель. С кровати не донеслось ни звука. Дёма улёгся на самом краешке, рискуя при малейшем движении свалиться на пол, и вцепился холодными пальцами в простыню. Он даже дышать старался через раз, чтобы не разбудить Малахова.
Рука, нагло обнявшая его, вызвала у Дёмы приступ паники. Он застыл, ожидая дальнейших действий, но ничего больше не происходило. Матвей мирно сопел у него за спиной, иногда всхрапывая, в квартире, да и во всём доме стояла тишина, а вот сон никак не шёл. Через какое-то время Дёма понял, что уснуть ему не удастся — и лежать неудобно, и Матвей в опасной близости не располагал к спокойному здоровому сну. А ещё было страшно, что если вдруг уснёт, то потеряет над собой контроль. Конечно, была возможность отшутиться потом, что ему приснилась сексуальная красотка с необъятным бюстом, но вот получится ли… И чёртовы стеклянные двери и посторонние в квартире! Это же утром все увидят их в постели вместе, и тогда бедному Демьяну вообще жизни не будет — задолбают шуточками и намёками.
Дёма решил, что надо вставать и заняться чем-нибудь полезным: помыть посуду или пролистать конспекты. Подумаешь, не поспит разок, зато краснеть не придётся. Он попытался снять с себя Матвееву руку, но она не хотела убираться. Наоборот, ещё крепче обняла его и подтянула поближе к своему хозяину. - Матвей, зараза, отпусти меня! - зашипел Дёма, выворачиваясь из захвата. - Да что ж ты неугомонный такой! - возмутился Матвей ему в затылок и закинул на многострадального Дёму ещё и ногу, окончательно пресекая попытку к бегству. - Чего тебе не спится? - Пожалуйста… - Дёма окончательно растерялся. - Пожалуйста что? - судя по голосу, Матвей проснулся окончательно. - Увидят же, - пустил в ход последний аргумент Дёма. - Да они столько выпили, что утрам себя в зеркале не рассмотрят, не то что нас, - хохотнул Малахов. - А ты не пил? - Не-а, я тебя ждал, волновался, все глаза проглядел, в окна выглядываючи! - Шут! Отпусти! - Дёма опять заворочался, подозревая, что над ним вновь издеваются. - Дёма, лежи спокойно! - шикнул на него Матвей. - А то я за себя не отвечаю. Или лучше повернись ко мне лицом. У тебя симпатичный затылок, но разговаривать с ним у меня нет никакого желания. Дём… Дёма разозлился и развернулся, уставившись в лицо Матвею. Он бы не мог поручиться, всё-таки в темноте трудно было что-либо рассмотреть, но показалось, что Малахов сейчас серьёзен, как никогда. Ну или очень хотелось в это верить. А Матвей тем временем продолжал его удивлять: - Я уже задолбался тебя соблазнять. Сегодня решил идти напролом. К тебе завалиться наглости не хватило, вот и пришлось всех спаивать и у тебя спать укладывать, - повинился он. - А просто сказать было - не судьба? - тихо спросил Дёма, ещё не веря до конца и ожидая обидного смеха. - Страшно, - признался Матвей и провёл рукой Дёме по спине, спускаясь к резинке штанов. - Руку на место! - рявкнул Демьян и испуганно закрыл рот ладонью. Не хватало ещё разбудить честную компанию, дрыхнущую в его комнате. Когда ещё появится возможность нормально поговорить, а он разорался! Нет уж, свидетели им сейчас ни к чему. - С чего бы, ты думаешь, я тебе предложил жить вместе? - продолжал исповедь тот, вернув руку на Дёмины лопатки и выписывая пальцем на них круги. - К тебе же просто так и не подойти было: вечно серьёзный, весь из себя отличник и зубрила, на меня если и смотрел, то так, будто врезать хотел. - Неправда! - тихо возразил Дёма. - Я вообще на тебя смотреть не хотел. - Вот! А я о чём? Дём, я тебе совсем не нравлюсь, да? - В том-то и дело… - Дёма не договорил, решив, что и так слишком много сказал. - Мы два дурака, да? - Матвей сверкнул глазами в темноте. - Ага, - согласился Дёма. - Матвей, я тебе сейчас руку вырву, чтобы она по мне не гуляла! - Ну мы же договорились, - обиженно пропыхтел Малахов, на всякий случай перехватывая Дёмино запястье. - Во-первых, мы ни о чём не договорились, а во-вторых, у нас полно народа в доме, и я не хочу, чтобы все… Кстати, а если бы вместо меня к тебе кто-нибудь другой завалился? - спросил Дёма, не скрывая ревнивых ноток. - Не завалился бы. Зря я их, что ли, весь вечер спаивал? Дём, может, мы потом будем выяснять отношения, чуть попозже, лет так через пять? Мне сейчас так тебя поцеловать хочется. Веришь? Дёма не стал отвечать и сам потянулся к Матвею. Действительно, чего это он? Можно ведь заняться и более приятными вещами, поцелуями, например, и не только. Главное, утром встать пораньше и заставить Малахова одеться. Нечего тут перед всеми светить Дёмкиной собственностью! И вообще, Матвей сам назвал его Недотрогой, вот Дёма ему и покажет, что это теперь не только к нему относится.
Вот не понимаю, почему люди так не любят рекламу. Я от неё в восторге. И нет, я не бегу покупать то, что в ней предлагаю. Я просто порой умираю от смеха и спрашиваю, что курили авторы этих роликов. Вот например мой "антидепрессант". Срабатывает всегда. К моему глубочайшему сожалению, её давно не показывают, однако года три назад крутили по всем каналам. Я так и бегала за этим дядечкой.
Или вот ещё
Ну и как же без этого?!
Не знаю, может, у меня перелом мозга и я всё вижу не так, но настроение после просмотра поднимается. Так что спасибо сценаристам, режиссёрам и актёрам.))))