читать дальшеУ Аллочки была шикарная грудь. Можно даже сказать — выдающаяся, причём во всех смыслах. Сначала в помещении появлялась названная часть тела, а за ней, ослепляя и вгоняя всех в ступор загадочной улыбкой и томным взглядом, вплывала и вся остальная Аллочка. Имя Аллочка не шло ей от слова совсем, но она с самого первого дня велела называть её именно так, а спорить и возмущаться никто не решился. Всё же Аллочка была ближайшей родственницей подруги жены генерального. И даже уважаемый начальник старался лишний раз с ней не контактировать — во избежание гнева благоверной. Улыбался только, спрашивал, как ей работается и как она себя чувствует. В такие моменты Аллочка закатывала глаза, вздыхала, театрально прикладывала руку к мощной, вываливающейся из декольте груди и начинала жаловаться на своё здоровье. Шеф кивал и пятился к двери, потому что Аллочка не просто жаловалась, при этом она надвигалась на него, как танк на вражескую амбразуру. И тут наступал любимый момент всего отдела. Генеральный выскакивал за дверь и уже оттуда интересовался, не желает ли Аллочка свет Аркадьевна пойти в отпуск на недельку? Ну там отдохнуть, по врачам пробежаться, здоровье поправить.
Аллочка поправляла грудь — видимо, в ней хранился золотой запас её самочувствия — и нехотя соглашалась, сокрушаясь, как же, ну как же любимый отдел останется без неё. Тут же со всех сторон раздавались заверения коллег, что они выстоят, чего бы им это не стоило, ибо подвести дорогую начальницу — да, Аллочка была усажена на самое тёплое место! — не позволит совесть. А если вдруг они оплошают, то гореть им в аду. Ну или работать сверхурочно без оплаты.
И только Семёнов молчал и пытался слиться с офисной мебелью, одновременно плюя через левое плечо, скрещивая пальцы на одной руке и закручивая их в фигу на другой. Зачем? А чтобы не сглазить и чтобы Аллочка наверняка воспользовалась предложением начальства и ушла как можно быстрее отдыхать, лечиться, проверяться — да чем угодно заниматься, лишь бы оставила Евгения в покое! Потому как сил его мужицких уже почти не осталось!
Почему из всех представителей сильной части человечества Аллочка обратила свой орлиный взор именно на невзрачного Семёнова — истории неведомо. Но буквально с первого дня Аллочкиного появления в отделе бедный Евгений удостоился сомнительной чести чаще других разглядывать пышный бюст в самом что ни на есть крупном ракурсе, чуть ли не утыкаясь в него носом. А если учесть, что Аллочка не меньше своей груди любила парфюм и обильно поливала одну другим, то вскорости рисковал Евгений погибнуть в расцвете лет от удушья или удушения — тут уж как фишка ляжет.
— Ну что ей от меня надо? Пристала как банный лист, — сокрушался и жаловался в курилке Семёнов своему приятелю Витьке. — Как мне от неё отвязаться, а, Витёк? Посоветуй, спаси…
— Это, брат, химия! — с видом знатока заявлял Виктор, для убедительности показывая пальцем в потолок. — У неё на тебя реакция! Тут или сдаться, или переждать.
— И долго ждать? — спрашивала жертва химических процессов.
— Ну кто ж знает, — пожимал плечами Витёк, а Семёнов вздыхал, сжимался и шёл на свою голгофу, то есть в родной кабинет, чтобы и дальше отбиваться от намёков воспылавшей к нему симпатией начальницы.
Если бы это не было чревато негативными последствиями, Евгений уже давно сказал бы настойчивой дамочке, что не к тому она клинья подбивает, совсем не к тому. Но признаться в том, что к женщинам он равнодушен, Семёнов не мог — боялся потерять всё, чего добился. И пусть для кого-то это его «всё» не так уж и много, а для Евгения — вся его жизнь.
Нет, он умел и любил заигрывать с девушками — была в этом своя прелесть, но дальше лёгкого флирта по понятным причинам дело не шло. А сейчас, когда только ленивый не обсуждал один за другим случающиеся скандалы о сексуальных домогательствах, даже он поутих, чтобы не дай Бог… Они, конечно, не в Голливуде, и Семёнов — не звезда, но лучше поберечься, а то мало ли. Улыбнёшься какой-нибудь чересчур эмансипированной особе, и всё — или по судам затаскают, или жениться заставят. Аллочка — та точно в загс потащит! Не-не-не! Теперь никакого флирта, никаких улыбок — только строгость и официальность. По крайней мере, пока угроза в лице Аллочки Аркадьевны маячит поблизости.
Не то чтобы Евгений был против семьи, просто принято считать, что таким, как он, семья ни к чему, блажь и извращение. А он с тоской читал в интернете о том, что на западе одна страна за другой разрешает однополые браки. И хоть у самого Евгения с жизнью личной не ладилось и претендента на руку, сердце и остальные части тела не было, но и ему хотелось когда-нибудь надеть кольцо на палец любимому человеку и сказать «Это мой муж!» без страха подвергнуться остракизму.
Почему у него ни с кем не складывались отношения, Евгений сказать не мог. Он, конечно, красавцем не был, но и уродом назвать — пойти против истины. Среднего роста, среднего телосложения, внешность тоже не отпугивала — вон, Аллочку так точно! И запросов у него никаких особых не было, был бы человек хороший — остальное неважно. Но не срасталось.
А может, прав Витька, и любовь — это химия? Так у Семёнова с химией со школы ещё плохо было — ну не давалась она ему. Видимо, поэтому и с партнёрами не везло — с одними всё вокруг шипело и плавилось, грозя разъесть и самого Женьку, а с другими дальше лёгкого пшика вначале не шло, и отношения заканчивались, так толком и не начавшись.
Ещё лет пять назад Женя не задумывался над подобными вопросами, его вполне устраивала вольная холостяцкая жизнь, но, перешагнув тридцатилетний рубеж, вдруг захотелось чего-то постоянного. Чтобы возвращаться не в пустую квартиру, чтобы по выходным — на рыбалку или пикники, чтобы вечерами — вместе на диване под одним пледом, чтобы кто-то мог оценить его кулинарные таланты. За годы самостоятельной жизни Семёнов научился неплохо управляться у плиты, особенно ему удавались макароны по-флотски и Витька говорил, что это его фирменное блюдо. Он бы с удовольствием готовил их не только для себя, любимого, но и ещё для кого-то. Проглот Витька не в счёт, а больше к Жене никто не приходил — друзьями-приятелями тоже как-то не получилось обрасти, клубных знакомых в дом тащить было опасно, а с бывшими… Да что тут говорить, не получалось у него оставаться с ними в приятельских отношениях, как говорится — умерла так умерла.
— ЕвгЭний, я вас зову, зову, а вы где-то витаете, — раздался голос Аллочки совсем рядом. Семёнов встрепенулся, выпрыгивая из мыслей и концентрируясь на происходящем. — ЕвгЭний, — между тем продолжила Аллочка, подбираясь к его столу всё ближе и ближе, — не могли бы вы отвезти меня домой? Мне очень, очень плохо, — мощный бюст навис над бедной Семёновской головой, — боюсь в общЭствЭнном транспорте может стать хуже, а таксистам я не довЭряю. Женщина я слабая…
Женя с сомнением посмотрел на «слабую женщину», но отказаться не было никакой возможности.
Семёнов величину катастрофы, в которую он таки вляпался, понял сразу. Аллочка от намёков перешла к активным действиям. Зря, ох зря Евгений считал её особой недалёкой и даже глупой. Нет, по работе она таковой и была, а вот там, где дело касалось лично её…
«Попал ты, Женька, как кур во щи! — думал Семёнов, идя к своей машине, подталкиваемый в спину Аллочкиной грудью. — Господи, сделай так, чтобы машина не завелась или эта, — молился он, даже легонько мотнул головой себе за спину, чтобы Господь не ошибся, — в неё не влезла!»
Но Бог к его просьбам остался глух. И Аллочка хоть с трудом, но втиснулась в его, ещё утром казавшуюся нормальной, машину, правда, та сразу просела чуть ли не до асфальта. И мотор, предатель, завёлся что называется с полпинка, ни разу не чихнув.
Час разоблачения откладывался! Ещё никогда Семёнов так не радовался поломанному лифту, как сейчас. И плевать, что подниматься им на десятый этаж. Да хоть на сороковой!
Первые три этажа Аллочка ещё оглядывалась и многообещающе подмигивала Евгению. От этих взглядов у него начался нервный тик, который она, судя по всему, приняла за согласие и потому поднималась по лестнице довольно бодро. А вот после третьего энтузиазм её, к радости Семёнова, начал спадать прямо пропорционально завоёванной высоте. К шестому этажу дыхание Аллочки напоминало астматический приступ, к седьмому она стала останавливаться через каждые три ступеньки (Евгений даже зауважал её немного — думал, она раньше сдуется), на десятый этаж она практически вползла, уже не обращая на своего спутника никакого внимания. Можно было бы сбежать под шумок, но Семёнов во внезапно напавшем на него джентльменском приступе забрал у Аллочки сумку, ничуть не уступающую размерами своей хозяйке и догоняющую её по весу, чтобы облегчить начальнице покорение неприступных высот. Чем хуже чувствовала себя Аллочка, тем лучше было Евгению, и впереди забрезжила надежда, что пронесёт, что казнь откладывается, но он боялся в неё поверить.
Наконец, добравшись до вожделенной площадки, Аллочка подошла к одной из четырёх дверей, выходящих на неё, и упёрлась одной рукой в косяк, а другую положила на ходящую ходуном грудь. Семёнов не на шутку испугался. Во-первых, зрелище само по себе было не из приятных, как для него. А во-вторых, театральности в этом привычном вроде жесте не осталось, и Евгений подумал о том, что, похоже, у Аллочки и вправду сейчас случатся серьёзные проблемы со здоровьем и придётся ему в лучшем случае вызывать скорую, а в худшем — оставаться у неё.
Задумавшись, он не сразу заметил протянутую в его сторону руку.
— Сумку, — прохрипела Аллочка из последних сил, и Семёнов с радостью отдал ей саквояж, призванный служить дамской сумочкой.
Аллочка долго рылась в его недрах, пыхтя и ругаясь, и наконец извлекла на свет связку ключей. Семёнов подивился их количеству — казалось, их там не меньше двадцати, но, вполне вероятно, это ему просто со страху померещилось.
Найдя нужный ключ, женщина вставила его в замочную скважину и… Семёнов даже дышать перестал, боясь поверить в свою удачу. Видимо, его молитвы всё-таки дошли до кого-то, и этот кто-то успел помочь в самую последнюю минуту.
Аллочка со слезами на глазах смотрела на часть ключа, оставшуюся у неё в руке. Вторая же еле виднелась из замка. Евгений с трудом сдерживал радостную улыбку и пытался придать лицу соответствующее моменту выражение. Грешно смеяться над чужим горем, хоть и очень хочется.
— Надо, наверное, кому-то позвонить? — намекнул он замершей в растерянности женщине.
— Да, да-да, вы совершенно правы, ЕвгЕний, — пробормотала она, называя его по имени вполне нормально, без неимоверно бесящего Семёнова «Э». — Подержите сумку, — и Аллочка буквально впихнула свой чемодан ему в руки, а сама принялась звонить всем знакомым с криком, а вернее сказать — хрипом о помощи.
Ждать пришлось довольно долго. Семёнов, тайком поглядывая на часы, с завистью заметил, что скоро его счастливые коллеги разойдутся по домам, а ему торчать здесь ещё неизвестно сколько. Надеялся только, что Аллочке на подвиги сегодня сил уже не хватит, и значит, ему нечего пока опасаться. И чем чёрт не шутит, может, после сегодняшнего фиаско она наконец оставит его в покое? Он бы точно не решился после такого на дальнейшие действия, от стыда бы сгорел. Но, в силу своих предпочтений, Евгений плохо знал женщин и на что они способны, если перед ними появляется цель, и произошедшее несколькими минутами позже это ему наглядно доказало.
Они оба вздрогнули от грохота и скрипа — лифт, который категорически не желал работать, когда они хотели им воспользоваться, теперь, повинуясь желанию кого-то невидимого, доехал до десятого этажа и остановился. Дверцы раздвинулись, и из них вышел мужчина с чемоданчиком. Евгений не смог сдержать судорожный вздох. Вот она, химия! Теперь он понял, о чём ему всё время толковал Витёк, вот только спроси его кто, что он почувствовал, — описать бы не решился. Это как внезапно проснувшийся внутри вулкан — ещё немного, и рванёт.
— СамЭц, — выдохнула прямо в ухо Евгению Аллочка. Противное «Э» вернулось, а значит, в начальнице вновь проснулась охотница.
И Семёнову бы возрадоваться, однако внутри всё кричало: «Моё! Не смей тянуть к нему свои культяпки!», но вопль удалось удержать в себе.
А мастер, прибывший на вызов, и впрямь был самец: высокий, складный, с уверенным и даже чуть нагловатым взглядом — тот тип мужчин, который никогда не оставлял Женю равнодушным.
— Паспорт есть? — спросил он у Аллочки, при этом не спуская взгляда с Семёнова.
— Да, конечно, — хихикнула Аллочка. — Я уже давно совершеннолетняя.
Оба мужчины посмотрели на неё: Евгений — с удивлением, мастер — с насмешкой.
— Заметно, — ухмыльнулся он. — Я имел в виду, прописку подтвердить можете?
— Хам, — чуть слышно произнесла Аллочка, разом теряя интерес, и уже громче и нормальным, без кокетливых ноток тоном добавила: — Открывайте, всё в квартире. А вы, Семёнов, свободны, — повернулась она к Евгению. — Спасибо, что помогли.
— Нет-нет, Алла Аркадьевна, я дождусь, когда вы зайдёте в дом, — заупрямился Евгений, не желая оставлять её наедине с работником замка и ключа. И вовсе не о безопасности беззащитной женщины он пёкся — назвать Аллочку беззащитной можно было с очень большой натяжкой, — а исключительно о собственных интересах. Что-то подсказывало, что вот этот образчик мужского совершенства в синем рабочем комбинезоне вполне может разделить тайную мечту Семёнова о совместных рыбалках, пикниках и одеяле и составить ему компанию за ужинами, а также завтраками и обедами — если очень повезёт.
Мастеру понадобилась всего пара минут, чтобы удалить остатки ключа из замка и открыть дверь. В квартиру зашли все вместе, хотя конкретно Семёнова никто не приглашал. Пока Аллочка показывала документы и расплачивалась, он бдительно охранял выход, чтобы не то что мастер, мышь не могла проскочить мимо. Так и стоял, не пропуская мужчину, пока скороговоркой прощался с Аллочкой и желал ей скорейшего выздоровления, а потом, не спуская с мастера мечты взгляда, попятился к лифту.
Семёнов не был знатоком пикапа, и самоубийцей тоже не был. Знал, чем может закончиться попытка познакомиться. Но сейчас готов был рискнуть. Тем более кровь от происходящей в организме химии била в мозг и не только, и он решился — как в омут с головой нырнул.
— А знаете, у меня тоже замок заедает. Не посмотрите? Может, смазать надо или ещё что, — выпалил он с самым честным и серьёзным видом.
— Давно не смазывал? — весело спросил мастер. — Расплачиваться как будете?
«Натурой!» — хотелось заорать Семёнову.
— Ужином, — сказал он вслух.
Рискованный шаг Семёнова увенчался успехом. Правда, ужином Женя накормил Родиона («Ах, какое красивое имя!») только утром, разогревая своё фирменное блюдо под беззлобные смешки по поводу слегка хромающей походки.
Родион Жуков прекрасно осознавал силу своего обаяния и беззастенчиво ею пользовался. Его обвиняли в чём угодно: в жестокости, наглости, высокомерии, но в глупости — никогда. И когда Женька, скрывая смущение, попросил его посмотреть замок, раскусил его без труда.
Наверное, встреть он Семёнова где-нибудь в другом месте, прошёл бы и не заметил, а тут словно чёрт под бок толкнул — почему бы не осчастливить парня, вон как старается. И Родион согласился. Ах, если бы он знал, чем это всё закончится… тем более поехал бы!
Образно выражаясь, его ключ идеально подошёл к Жениному замку, словно под него и был заточен. И Жуков понял, что за серой невзрачной дверью его ждала не принцесса, нет, а мечта любого нормального мужика. У него вот такая — неприметная, с волосатыми ногами, говорящая почти басом и с яйцами. Каждому своё, как говорится.
А так как дураком Жуков не был, решил, что от добра добра не ищут, и остался, даже не пытаясь смотреть в сторону других замков. Да ещё Евгеша всё время твердил про какую-то химию, явно предупреждая. Родион хоть и был неробкого десятка, но тут предупреждениям внял. И не от страха вовсе, а ради Женькиного спокойствия!
Поначалу Родион и не думал, что надолго задержится рядом со спокойным и невыразительным — на первый взгляд — Семёновым. Но как и в любом замке, в Женьке оказался неподдающийся Жукову секретный механизм, который хотелось разгадать. Чисто из профессионального упрямства.
Получилось ли — вопрос спорный, но пока Жуков пытался понять, чем его, привыкшего к совсем другим типажам, удерживал Женька, птичку, то есть Родиона — затянуло так, что не выбраться.
И в постели Евгеша вёл себя непривычно для видавшего всякое Родиона — не было в нём распущенности, но и излишней скромностью не страдал. Жуков впервые после долгого перерыва именно с Женькой согласился быть снизу. И ведь раньше пассивная роль не нравилась ему совсем, а тут вдруг проняло, и он не отказывался иногда повторить. А Женя не наглел, радовался тому, что имел. И вот тут непонятно — то ли до Семёнова партнёры попадались не те, то ли правду говорят, что всё зависит от того, с кем ты в постели — со шлюхой или с лю… с человеком, к которому ты неравнодушен.
А ещё выяснилось, что Жуков жуткий собственник и ревнивец. Вот уж чего никогда не было! А тут, стоило увидеть, как его — его! — Семёнова за плечи обнимает какой-то парень, чуть не убил. Не Женьку, нет, на него рука бы не поднялась, а того — другого. Евгеша обижался недолго, можно сказать, что и вовсе без обид обошлось, но теперь, стоило Жуковской ревности поднять голову, напоминал, что Родион однажды чуть не наломал дров, едва не лишив Женю единственного друга.
Аллочка, у дверей которой и произошла судьбоносная встреча, ещё некоторое время донимала Семёнова своим вниманием, а потом резко исчезла из их жизни, заметно облегчив её — всё-таки дама была внушительных габаритов и характера тяжёлого. Что-то там случилось у Женькиного шефа с женой, и он быстро очистил свою фирму от её соглядатаев, в числе которых была и Алла Аркадьевна. Родион притворно огорчался, что не повезло Женьке — потерял шанс жениться и детишками обзавестись, придётся ему терпеть Жукова до конца своих дней. А Евгеша довольно жмурился и смеялся, говоря, что неправильная у неё химия была — видимо, реагенты просроченные или негодные попадались, потому и не вышло ничего. Не то что у них с Родиком.
Химия, физика — какая разница, если им хорошо вместе?! И на рыбалке, и на пикнике, и дома на диване под пледом. И кажется, до Жукова стало доходить, что имел в виду Женя, поминая эту сложную и загадочную науку.
«Некоторые учёные утверждают, что любовь — это химия. А как считаете вы?» — в унисон мыслям Родиона спросил ведущий какого-то очередного ток-шоу у сидящего в студии очкарика.
Дожидаться ответа он не стал. Выключил телевизор, подхватил ключи и поехал встречать Женьку с работы. Чтобы наконец сказать ему, что реакция есть. Семёнов поймёт, о чём он. Признаваться в любви можно ведь по-разному.
Мотенька сделала шикарную обложку Спасибо, родная!